— Этого ни в коем случае делать нельзя! — воскликнул он, потеряв на мгновение привычное спокойствие. — Вы должны подумать о своей семье!
— Совершенно верно. Вы загнали меня в тупик. Единственный способ освободиться от вашей благотворительности — это выяснить точную сумму вашей «щедрости» и выплачивать ее вам по частям.
Несколько мгновений он молчал, потом порывисто воскликнул:
— Да забудете ли вы наконец о той несчастной ошибке, которую я когда-то допустил? Неужели вы так и будете видеть во всех моих поступках лишь злой умысел?
— Разве могу я видеть в них что-то другое? В тот вечер в Холи-Хилл вы прекрасно показали себя, тогда-то я поняла, что вы за человек. Вы бесчувственный и жестокий. С того вечера я испытываю к вам неприязнь. — Она немного помедлила, потом в еще более резком тоне продолжала: — Если хотите откровенности, пожалуйста: я не выношу людей вашего типа.
— А что значит — моего типа? — язвительно переспросил он.
У Сильвии уже имелся готовый ответ.
— Богатый человек, который сначала смешает вас с грязью, а потом сочтет возможным загладить причиненную обиду щедрыми подарками. Вы намеревались расстроить мою помолвку с Хью. Но разве вас беспокоило, что это разобьет мое сердце? Скорее всего, вы прислали бы мне какие-нибудь украшения взамен причиненной боли и растоптанных чувств.
— Дорогая мисс Сильвия, как бы глубоко ни обидел я вас, как бы несправедливо ни обошелся с вами, я никогда не считал вас такой дурочкой, которая может серьезно влюбиться в Хью. Нежное, почти материнское чувство, которое вы испытывали к нему, вы принимали за любовь. Ну что ж, я могу посоветовать вам только одно: подождите, когда по-настоящему полюбите, и тогда поймете разницу.
— Давайте оставим в покое Хью, — поспешно предложила Сильвия, стараясь замять тему, которую сама затронула.
— Давайте, — согласился он. — И пусть я обижу вас еще глубже, но все же скажу: парень просто счастливо отделался.
Сильвия подняла на него изумленный взгляд:
— И это после того, как вы сделали вид, что извинились?..
— Нет, сейчас я имел в виду совсем другое, — нимало не смущаясь, продолжал он. — Я просто представил себе, каким беспомощным оказался бы Хью рядом с такой юной и красивой… одним словом, с поистине настоящей женщиной. Вот и все.
Сильвия не знала, что ответить, а Джулиан, глянув на часы, невозмутимо сказал:
— Мы будем у Пэддингтонского вокзала через минуту. Какой поезд вас интересует?
Она достала карманную книжечку с расписанием и сообщила, что подходящий поезд отправляется через семь минут.
Он кивнул:
— Что ж, вы вполне успеваете, только перекусить сможете уже в пути. Позвольте проводить вас до вагона.
Слишком раздосадованная, чтобы возражать, Сильвия промолчала. Они вышли из машины и направились к зданию вокзала.
В считанные мгновения он нашел для нее удобное место в уголочке, и, когда она упрямо отправилась покупать себе бутерброд, никак не ожидая, что получит дорогущий пакет с ленчем, следил, чтобы никто не занял ее сиденье.
Вернувшись с бумажным пакетом в руках, Сильвия вынуждена была поблагодарить его. Джулиан усмехнулся и непринужденно заметил:
— Кажется, любое проявление вежливости с моей стороны вызывает у вас подозрение.
Она посмотрела на него в упор:
— Просто это не означает, что я прощу все, что вы мне сделали. И это никак не повлияет на мое решение выплатить вам сполна всю сумму, на которую вы меня облагодетельствовали.
Лицо его омрачилось.
— Ну что ж, прекрасно, — решительно проговорил он. — Раз меня не собираются прощать, тогда я прибавлю к списку своих грехов еще один.
И прежде чем она успела воспротивиться, он наклонился и поцеловал ее в губы. Никогда еще за все ее двадцать три года никто не целовал Сильвию так, как это сделал Джулиан. И прежде чем она успела понять, что произошло, он выпустил ее из своих объятий, повернулся и исчез в толпе.
Заливаясь краской стыда, Сильвия пробиралась к своему месту, а мысли ее пребывали в полнейшем хаосе. Слепой гнев душил ее, но испытывала она и другие чувства, которые не поддавались объяснению. До помолвки с Хью Сильвия нечасто раздавала поцелуи, однако те несколько, что она позволила сделать молодым людям, совершенно не тронули ее души. И сейчас, глубоко изумленная, она вдруг поняла, что так же было и с Хью. Никогда его поцелуи не приводили ее в такое состояние — потрясенное, полуиспуганное.
При этой мысли Сильвия закусила губу. Испугана? Но чем? Чего она испугалась? Этого-то она как раз и не знала. Быть может, той неведомой силы, с какой не сталкивалась прежде и которой не понимала, но которая — и бесполезно было это отрицать — затронула в ней какую-то доселе неведомую струну.
«Я ненавижу и презираю его сильнее, чем всегда», — гневно твердила она себе и приходила в еще большую ярость, вспоминая дрожь, пронзившую ее, когда его губы прижались к ее губам.
С трудом удалось ей отвлечься от этих мыслей и принять более или менее безмятежный вид, когда она наконец очутилась перед зданием кафе.
Сейчас оно почти пустовало, но по всему было видно, что здесь побывало много народу. Кто-то пришел ровно к одиннадцати, кто-то — к самому ленчу, и все предупреждали друг друга, что ко времени дневного чаепития и вовсе ожидается час пик. Однако самую знаменательную новость сообщила ей Дафни. Два «ужасно милых» молодых человека, судя по всему братья, ехавшие в гости к друзьям, остановились у них сегодня перекусить. И младший из них, художник, заказал себе комнату на целые две недели с будущего вторника, пообещав платить десять гиней в неделю.